Кино и книги

Молодой кинодокументалист Константин Шавловский открыл [2] в Санкт-Петербурге новый книжный магазин интеллектуальной литературы «Порядок слов». Пионером такого рода предприятий был в Питере вполне фантастический человек с подходящей фамилией – Рыцарь. У него в начале 1990−х годов был магазинчик «Эзра». Магазинчик этот прогорел. Рискованно делать ставку на интеллектуалов.

Кино и книги

– Вы режиссер, сняли славный документальный фильм «Кто-то, но не ты…». Почему пришли в книготорговлю?

– У меня жизнь не совсем киношная. Я был и остаюсь заместителем главного редактора журнала «Сеанс». Сегмент толстых журналов, которыми в свое время зачитывалась вся интеллигенция страны, в книжном бизнесе пострадал больше всего. Их не берут распространители, исчезает контакт с аудиторией. Как решить проблему распространения интеллектуальной литературы в России, где почти нет маленьких независимых книжных магазинов, ориентированных на нее?

В Петербурге закрылись последние книжные магазины, занимавшиеся распространением интеллектуальной литературы. Петербург, который считается культурной столицей, оказался без книжных магазинов, торгующих интеллектуальной малотиражной литературой. Есть «Буквоед» – великолепный гигант, в котором, конечно, представлен и этот сегмент. Но наш читатель туда не доходит. Есть Дом книги, который, увы, превратился в гигантский книжный склад. Остался последний замечательный в этом отношении книжный магазин «Книжный окоп» на Васильевском острове. Умирают маленькие книжные магазины интеллектуальной литературы, умирают маленькие издательства. Они не могут жить друг без друга. Между тем эти издательства и эти магазины держали некую планку, из них складывался рисунок интеллектуальной жизни России.

Если же говорить об экономике, то после кино тяжело привыкать к нравам книжного бизнеса. В кино люди, скажем, по-другому воруют. По-крупному. Талантливо. А в российском книжном бизнесе огромное количество мелких книжных жучков, которые пытаются надуть тебя, условно говоря, на 50 рублей и выстраивают ради этого грандиозные схемы, в которых ты начинаешь залипать. Меня берет оторопь, почему люди мараются за такую ерунду.

Конечно, есть замечательные, прекрасные люди, энтузиасты своего дела, которые вкладывают все, что у них есть, не получая никакой бизнес-отдачи. Есть в Москве Никола Охотин, который несколько лет тащит на себе непростое дело – оптовую реализацию интеллектуальной литературы. В Санкт-Петербурге то же самое делает Александр Ерофеев («Университетская книга»). Работает в Петербурге замечательный издатель Андрей Наследников – человек-оркестр, который функции редактора, дизайнера, директора взял на себя и несколько раз в год выпускает маленькие книжные шедевры. Еще два десятка порядочных людей. Но общий, средний уровень российского издателя и книготорговца не дотягивает, по-моему, до среднего уровня нашего читателя. Хотя это не новость, что планка общей культуры стремительно едет вниз.

– «Организованное опрощение культуры», как это назвал в 1920−е годы Михаил Левидов. Чем выше поднимается масса к культуре, тем ниже становится культура. Но, может быть, когда-нибудь к среднему придем?

– Возможно, но суть в том, что люди, занимающиеся книгой, сейчас в основной своей массе не дотягивают даже до понижающейся планки потребителей интеллектуальной литературы. А планка падает катастрофически. Показатель – студенческая масса. Я разговаривал с социологом, руководителем социологического центра «Левада-центр» Львом Гудковым. Мы беседовали о ксенофобии в связи с выходом фильма «Россия 88». И он привел цифры, из которых следовало, что в 1990−е годы студенчество было самой либеральной, самой политкорректной прослойкой, как это было и в советское время, и в царской России. Как это и должно быть, по Черчиллю: «Тот, кто в юности не был радикалом, не имеет сердца. Тот, кто в старости не стал консерватором, не имеет головы». А сегодня студенчество представляет из себя озлобленно-консервативную прослойку, причем это не умудренный опытом консерватизм среднего класса, а озлобленный правый радикализм люмпенов. По-моему, это – катастрофа.

– И вы надеетесь своим магазином эту катастрофу как-то смикшировать?

– Один книжный магазин мало что может сделать. Но каждому надо пытаться что-то сделать. Для меня книжный магазин – не книготорговое предприятие, а очаг второй культуры. В смысле не политической оппозиции, но ячейки гражданского общества. Открыл я книжный магазин с нуля. Помогла Русская христианская гуманитарная академия. В ее здании на Фонтанке, напротив Фонтанного дома, недалеко от цирка, есть помещение, где всегда был книжный, но академия не знала, что с ним делать. Они отдали его нам на льготных условиях. Под идею сделать на этом месте петербургский «Фаланстер».

– «Фаланстер»? А при чем здесь социалист-утопист Шарль Фурье? Это же он хотел создать общество из свободных коммун, фаланстеров.

– Да нет, это не Шарль Фурье. «Фаланстер» – самый успешный российский книжный проект в 2000−е годы. Туда приезжают интеллигенты с сумками из регионов покупать книги. Успех «Фаланстера» феноменален. Книги там самые разные – замечательные марксистские брошюрки, философские книги, богословие, книги киевских, минских издательств, толстые журналы. И никакой попсы.

Интеллектуальная литература

– Давайте тогда обозначим, что же такое интеллектуальная литература? Каков ассортимент магазинов такой литературы? Что там продается, попросту говоря?

– Хороший вопрос. Если я буду называть стеллажи в «Порядке слов», то это будут стеллажи, которые есть в любом крупном книжном магазине: философия, богословие, психология, художественная литература, социология, политология, история. Все это присутствует в огромных количествах во всех магазинах.

– А, скажем, новый роман Акунина, который точно купят, у вас будет?

– Нет, у нас есть книга Григория Чхартишвили «Кладбищенские истории», кстати, замечательная. Но чтива, даже отменного, – Агаты Кристи, Дафны дю Морье, Бориса Акунина – нет. Во-первых, «Порядок слов» – магазин литературы нон-фикшн. Во-вторых, у нас просто нет места и, главное, нет бизнес-принципа: эту книгу точно купят, а эту не возьмем, потому что она будет стоять полгода и в конце концов понадобится одному сумасшедшему. Работаем от противного: задача такая, чтобы книги, которые понадобятся одному сумасшедшему, в магазине были. Ясно, что стихи графомана, изданные в количестве 50 экземпляров для себя и друзей, мы распространять не будем. Но задача – собрать максимум из того, что представляет культурную ценность.

– Кто ее определяет?

– Тут, к сожалению, начинает работать принцип «кто девушку ужинает, тот ее и танцует». Как ни заносчиво это звучит, культурную ценность на пространстве «Порядка слов» определяем мы. Мы же делаем магазин. Зыбкий критерий, но другого нет. Все, что ты считаешь попадающим в интеллектуальное поле, включаешь в ассортимент. И, по правде сказать, это главная беда книжного бизнеса в России, потому что от вкусов товароведов зависит, дойдет до читателя книга трудов Сергея Эйзенштейна или воспоминаний Луизы Брукс или нет. Но товароведы в крупных книжных сетях – не парижские интеллектуалы.

Если вернуться к «Порядку слов», то у нас, например, у единственных в Санкт-Петербурге можно найти всю линейку книг издательства Ad marginem, «Нового издательства», Издательства Ивана Лимбаха, издательства Европейского университета. Само собой, у нас присутствует вся линейка издательства Русской христианской гуманитарной академии – у них есть замечательная критическая серия Pro et Contra. И, конечно, новые книги издательства «Сеанс» у нас появляются на месяц раньше, чем в любом другом магазине города. Кроме того, есть отдельный стеллаж поэзии и – вот это единственное наше серьезное отличие от московского «Фаланстера» – отдельный стеллаж детской литературы.

– Как это вписывается в принципы магазина?

– Моей дочке шесть лет, поэтому я неплохо знаком с ассортиментом. О детской литературе вообще особый разговор. Есть всего несколько издательств, которые поддерживают хороший уровень детской литературы. В первую очередь это касается иллюстраций. Штампуются ничтожные, чуть ли не под хохлому сделанные книжульки. Денег жалко на нормальных иллюстраторов. Есть, конечно, и замечательные издательства. Мне больше всего нравятся детские книжки издательства «Самокат». У них со вкусом все в порядке. Издательство Мещерякова выпускает очень хорошие детские книги. «Август» – неплохое издательство, только слишком эстетское. Их книги рассчитаны больше на родителей, чем на детей. Вообще, очень много хороших детских книг сделано для родителей, что, наверное, и правильно. Родителям же вслух эти книги читать. Детгиз продолжает издавать замечательные книги.

– Книги названных издательств есть в вашем магазине?

– Конечно, и даже более того. Ведь любое издательство может издавать хорошие книги.

– Даже попсовое?

– Что значит попсовое издательство в современных условиях? Идет укрупнение. Есть гигант «АСТ», например, который поглощает маленькие издательства, инкорпорируя их в себя. Например, их «дочка» – издательство Corpus. Самый главный их хит – книга «Подстрочник» Лилианы Лунгиной. Этой книжки у нас уже нет – раскупили. А вообще, у нас есть все книжки издательства Corpus. Например, книга врача-кардиолога Максима Осипова «Грех жаловаться» – очерки о жизни сегодняшней российской провинции. Это новый доктор Чехов, говорю без преувеличения.

Чувство аудитории

– Вернемся к критерию при отборе ассортимента…

– Здесь дело не в критерии. Если человек рискует делать такой магазин, он должен уметь чувствовать свою аудиторию.

– По поводу чувства своей аудитории есть чудная бывальщина. Лев Шестов, известный философ русского Серебряного века, сказал как-то не менее известному философу Николаю Бердяеву: «Вчера я видел моего читателя. Он переходил улицу вместе с вашим читателем…»

– Да, этот анекдот имеет отношение к нашей аудитории. Кстати, книги и Шестова, и Бердяева у нас, безусловно, есть. Видите ли, идея такого магазина – не торговая идея. Я не рассчитываю на сверхприбыль. Но главное – это идея культурного пространства. Это не просто книжный магазин, «Порядок слов» – культурная площадка. Моя задача – сделать так, чтобы в магазин было приятно приходить. Я хочу сделать его местом, куда будут приходить люди, которые держат в городе смысловое, интеллектуальное пространство. Дискуссии, встречи, обмен мнениями. У нас нечто подобное пытается сделать Александр Житинский в Центре современной литературы. «Буквоед» организует и встречи, и концерты, но в «Буквоеде», повторюсь, другой сегмент. Да, и еще у нас нет кофе.

– Какие встречи уже провели?

– Я как киношный человек сразу же начал делать киноклуб. Я знаю, что хочу показать, и знаю, что люди, которых я позову, придут ко мне показать свои фильмы. Только что приезжал Александр Расторгуев, известный ростовский кинодокументалист, показывал новый проект. Константин Бронзит показывал мультфильмы, чудесные и любимые. Надеюсь, к нам придет Александр Рогожкин с фильмом «Блокпост». В марте Александр Секацкий покажет «Киногид извращенца» Славоя Жижека. Жижек – словенец, один из самых интересных философов нашего времени. Его книги у нас продаются, вот и фильм покажем.

Я рад, что Андрей Аствацатуров, презентация книги которого «Генри Миллер и его парижская трилогия» издательства НЛО прошла у нас, теперь будет вести в магазине семинар, который в этом году он не ведет на филфаке СПбГУ. Это был один из самых популярных курсов, да и сам Аствацатуров справедливо считается звездой филфака, особенно теперь, когда его роман «Люди в голом» номинирован на ряд литературных премий.

– А как насчет кофе?

– Этот вопрос задают все. Отвечаю: до кофе у нас просто не дошли руки. У нас очень маленькая команда, всего пять человек, и мы занимаемся всем: красим столы, покупаем табуретки в «ИКЕЕ», комплектуем ассортимент, продаем книги – все делаем сами. И потом, кофе для убыточного проекта – все-таки роскошь. Если мы выведем магазин в ноль (а это зависит исключительно от покупателей), то тогда и кофе варить начнем.

Никита Елисеев, фото - Никита Павлов

Источник: Эксперт [3]